Модельер Оливье Рустен вспоминает 10 лет работы в Balmain

“Я был ребенком Balmain, а теперь Balmain — мой ребенок”, — говорит Оливье Рустен, который в среду отметит десятилетие в парижском доме моды грандиозным мероприятием в рамках Недели моды в Париже с участием музыкальных исполнителей, ретроспективой своих дизайнов Balmain и коллекций для женщин и мужчин на весну 2022 года.

Дизайнер недавно отпраздновал свое 35—летие — его рабочий стол все еще ломился от гигантских букетов от таких людей, как Бейонсе, дизайнер Ким Джонс и команда Карла Лагерфельда, — и очевидно, что он прошел долгий путь от 25-летнего вундеркинда, который стал дизайнером в 2011 году, после два года проработал в студии. Дизайнер, родившийся в Бордо, окончил парижскую школу моды и искусства ESMOD и почти шесть лет проработал в Roberto Cavalli в Милане, прежде чем присоединиться к Balmain.

После десяти лет, проведенных у руля французского бренда, его уверенность в себе возросла, он чувствует себя по-настоящему взрослым, а дом моды увеличился в размерах в семь раз, поскольку он добавил предварительные коллекции, мужскую одежду и аксессуары — наряду с теплом и культурной ценностью. Несмотря на свою молодость, а может быть, и благодаря ей, он прославил себя и свой дом в социальных сетях, ставил разнообразие и инклюзивность во главу угла и применял подход, ориентированный на создание сообщества, ко всему, что делал, приглашая всех присоединиться к его “армии Balmain” еще в 2014 году, когда он уговорил Рианну позировать для одной из его рекламных кампаний. (В следующем году он присоединился к Ким и Канье. )

В интервью в своем офисе, из окон которого открывается панорамный вид на Париж, Рустен откровенно признался, что ему не всегда было легко критиковать некоторые свои творческие решения и его незаурядную индивидуальность.

И он ясно дал понять, что расизм широко распространен во Франции, несмотря на повсеместное отрицание его существования, подкрепляя свои убеждения стремлением повысить осведомленность, способствовать диалогу и подать пример, пригласив всех на свою модную вечеринку. Например, двухдневный музыкальный фестиваль под брендом Balmain посетят более 4000 человек, и 3400 из них внесут минимальное пожертвование в размере 15 евро в фонд (RED) и Глобальный фонд, которые борются с ВИЧ и СПИДом.

Вот что он хотел сказать:

WWD: Вы работаете в Balmain с 2009 года. Что вас привлекло в этом доме в первую очередь?

Оливье Рустен: Это был момент, когда в модной системе было не так много сексуальности и уверенности. Но Balmain был по-настоящему гламурным, с нотками рок-н-ролла: это было сочетание мастерства и повседневности, гламура и непринужденности, парижской эстетики и максимализма — вот что мне нравилось в то время. Это был момент, когда мне по-настоящему понравилась эстетика Эммануэль Альт (Emmanuelle Alt, бывший главный редактор французского Vogue).

Это был 2009 год. В то время мне понравилась идея посетить по-настоящему французский дом, с эстетикой, которая, на мой взгляд, актуальна и сегодня. WWD: Были ли у вас какие-то личные отношения с Balmain до этого?

О.Р.: Мне всегда нравился аромат от Balmain, потому что моя бабушка всегда пользовалась парфюмом Ivoire de Balmain. Это был один из самых известных духов месье Пьера Бальмена. По-моему, это было в 1970-х годах. WWD: Можете ли вы сказать, что дух и эстетика Balmain близки вашему личному стилю?

О. Р.: В то время это было полностью в моем стиле. Помню, я каждый день приходил в офис в двубортном темно-синем пиджаке и джинсовых брюках. Мне всегда нравился такой стиль, как преппи, в сочетании с гламурным золотом. И я помешана на пошиве одежды. Balmain олицетворял собой такой шик, французскую эстетику. Balmain — один из старейших французских домов, но мистер Балмейн был настолько же глобален, насколько и француз. Он действительно свободно говорил по-английски. Его первое личное выступление состоялось в Америке, в Нью-Йорке, он дружил с Гертрудой Стайн. На самом деле он придерживался французской эстетики, но всегда стремился к более глобальному подходу. Среди его представителей — Джозефина Бейкер, Одри Хепберн, Брижит Бардо, Далида, принцесса Таиланда, — множество по-настоящему эклектичных женщин, и мне это нравится. Я нахожу много общего между мной и ним. Я думаю, он все время пытался раздвинуть границы дозволенного. Я всегда говорю: “Я свидетель своего времени”, но я думаю, что мистер Балмейн был также свидетелем своего времени. Всемирная история: Вам было всего 25, когда вы взялись за творческую работу. Вы все еще чувствуете себя прежним Оливье?

О.Р.: Я думаю, что Оливье того времени был, вероятно, более наивным. Он был Оливье, который не знал, что с ним произойдет. Я просто пытался следовать инструкциям, как стать таким идеальным дизайнером, каким люди хотели его видеть. Я верила в то, во что, возможно, в то время не верила мода, поэтому многие люди были против меня, осуждали меня и критиковали за мой выбор, и это причиняло боль. Часто люди ставили под сомнение мое использование социальных сетей. Например, зачем мне нужно публиковать себя в социальных сетях? Почему мне нужно говорить о цифровых технологиях? Почему я участвую в кастинге? Это было тяжело, потому что я боролся за то, что не должно было быть борьбой. Для меня это было просто чем-то нормальным.

Но я стал более уверенным в себе. Я стал взрослым. Давайте будем честны: мир моды может быть действительно удивительным местом, и мир моды также может быть очень, очень жестким. Вам нужно уметь отличать конструктивную критику от тех людей, которым никогда не понравятся мои работы. Вам нужно найти баланс и понять критику. Но что по прошествии десяти лет по-прежнему волнует меня, так это желание заставить Balmain расти и процветать, и я думаю, что мне это удалось. WWD: Какими достижениями, по-вашему, вы больше всего гордитесь за первое десятилетие работы в Balmain?

О. Р.: Я горжусь своей преданностью этому дому и тем, что он отвечает мне взаимностью. В наши дни не так много дизайнеров остаются в одном доме на 10 лет.

За эти годы я видела так много изменений, когда дизайнеры уходили, и мне было немного грустно. Это так ценно – оставаться в доме на протяжении стольких лет — изучать язык и передавать его другим. Мне бы хотелось, чтобы больше дизайнеров проводили больше времени в домах, потому что это такое прекрасное приключение — быть вместе. Я также горжусь узнаваемостью этого дома. Десять лет назад двенадцатилетний ребенок не знал бы, что такое Balmain. Например, одним из самых ярких моментов для меня стало сотрудничество с H&M в 2015 году. Вы понимаете, какое это достижение — за 10 минут распродать 95% продукции по всему миру? Тогда мы по-настоящему осознали, что о Balmain знают все. Я рад, что мы стали гораздо более глобальными и менее нишевыми, чем 10 лет назад. WWD: Какие элементы ДНК вы добавили в арсенал Balmain?

О. Р.: Несомненно, это связано с поп-культурой. Я всегда говорю, что я свидетель своего времени, поэтому я сказал, что давайте будем подключены к музыке, Netflix, социальным сетям, к невероятным музам современного мира.

Я думаю, что моей сильной стороной было связать дом, построенный в 1945 году, с современным миром, и по-прежнему напоминать людям, что это дом с богатым наследием и ценностями. И что дом появился не только благодаря мне. WWD: Что побудило вас начать копаться в наследии Balmain и как это повлияло на ваш творческий подход?

О.Р.: Если вы посмотрите на мои коллекции, то увидите много общего между тем, что делал мистер Балмейн, и тем, что делал я, но я никогда особо не афишировал это. За исключением тех случаев, когда мне это нужно, как, например, с монограммой «Лабиринт».

Мне было очень важно обосновать, почему я привожу его, ведь в мире так много монограмм. Для меня было важно объяснить, откуда они взялись. Я всегда думаю о крое, мастерстве исполнения и максимализме Balmain. Я черпаю вдохновение во многих вышивках мистера Балмена, в тканях, которые он любил. Он любил твид, шелк, люрекс и жемчуг. И он, как и я, был помешан на пошиве великолепных пиджаков. Мне нравится история Balmain, потому что он был очень, очень хорош. WWD: Вы создали мужскую одежду, которая была для вас новой областью. Являетесь ли вы своей собственной музой для этого или черпаете вдохновение из женской одежды?

О. Р. : Я думаю, что некоторые дизайнеры, вероятно, рисуют для своих парней. Другие рисуют для своих фантазий, а некоторые дизайнеры рисуют для себя. Должна сказать, что я рисую для себя, что бы я надела. Моя мужская одежда — это мой гардероб с утра до вечера, от Парижа до Лос-Анджелеса, от Парижа до Гонконга. Мужская одежда сейчас составляет около 40% всего бизнеса. WWD: Вы ввели термин “армия Balmain” за много лет до того, как люди заговорили о создании сообщества в моде. Чем вы это обосновали?

О. Р.: Все дело в единстве — в том, чтобы просто быть вместе. Кроме того, разница между мной и многими другими людьми в том, что для меня за этим всегда стоит борьба. И когда я начал говорить об армии Balmain примерно в 2014 году, это потому, что я понял, что нам нужно быть вместе, чтобы бороться за лучший мир, за тот, в котором мы хотим жить. Я также поняла, что если я хочу изменить мир моды, мне придется бороться. Многие люди, включая моего собственного президента, спрашивали, почему я так много публикую в социальных сетях. Он спросил меня: “Но ты действительно считаешь, что социальные сети — это роскошь?” Я знал, что должен бороться за то, чтобы меня признали человеком с видением будущего, а не просто ребенком, играющим со своим iPhone.

WWD: Вы — одна из самых успешных и популярных фигур в сфере моды в социальных сетях. В Instagram вы говорите просто: “Это моя реальность». Как изменился ваш контент и сообщения за эти годы?

О. Р.: Я просто хотел показать правду о своей жизни. И даже с фильтрами в моем Instagram это все равно правда. WWD: Вы были тихим первопроходцем в качестве чернокожего дизайнера, возглавлявшего крупный европейский дом роскоши. Как вы видите свою ответственность в стремлении к большему разнообразию и вовлеченности в индустрию?

О.Р.: Я думаю, что я всегда очень активно высказывался о цвете своей кожи.

Я всегда выступал за разнообразие, но не думаю, что мода хотела этого видеть. Сегодня мода осознает, что об этом важно говорить. Но действительно ли это так? Или это потому, что так нужно?